(no subject)

Спалось долго и вкусно, ибо, как справедливо сказано - спать надо не 7 и не 8 часов, а пока не проснешься. Мне только при этом условии сны снятся. Если я знаю, что будильник заверещит тогда-то, я так этого верещания всю ночь и жду.
Помню мало, только самый последний кусочек. Я иду оттуда, где/когда основная часть сюжета (которую не помню) уже благополучно завершилась, и держу Баксю за ошейник. Прямо рукой (это уже проснувшись, я начала  ломать голову - для того, чтобы спаниельку, даже крупненькую и упитанную, при ходьбе держать за ошейник рукою, не скрючившись в три погибели, надо быть ребенком или орангутангом). Бакся гладко стриженный и причесанный. И очень спокойный (отчего закрадываются еще большие подозрения). За полдень, но свет неправильный, без определенного источника; утоптанная парковая дорожка, справа - и самый парк, только где-то глубоко внизу, будто в бинокль не с той стороны. Светло-желтый глинистый склон. Какие-то непонятные пруды с прозрачнейшей водой - видно насквозь. Хотя и далеко - очень (сплошные нарушения перспективы, но это у меня дело обычное). А мы просто идем. И я ни о чем не думаю. Вообще. Потому что ничего нет и не будет.   И даже дорожки этой нету. Бакся - и тот на меня не смотрит, и не говорит ничего. А потом мы выходим к площади, покрытой ноздреватым, серо-желтым тающим снегом; следы ног, и каждый след наполнен водой, и я понимаю, что не хочется мне туда в босоножках, и, наверое, лучше обратно. И мы уходим...
А Баксе будет 8 лет в этом году. У него и волоски седые на лице. Я о нем не думаю. Совсем. Иначе мне придется -  мысленно - глядеть ему в глаза и придумывать оправдание - почему я не с ним. Вряд ли он расценивает настоящую причину как уважительную. 

(no subject)

Спалось долго и вкусно, ибо, как справедливо сказано - спать надо не 7 и не 8 часов, а пока не проснешься. Мне только при этом условии сны снятся. Если я знаю, что будильник заверещит тогда-то, я так этого верещания всю ночь и жду.
Помню мало, только самый последний кусочек. Я иду оттуда, где/когда основная часть сюжета (которую не помню) уже благополучно завершилась, и держу Баксю за ошейник. Прямо рукой (это уже проснувшись, я начала  ломать голову - для того, чтобы спаниельку, даже крупненькую и упитанную, при ходьбе держать за ошейник рукою, не скрючившись в три погибели, надо быть ребенком или орангутангом). Бакся гладко стриженный и причесанный. И очень спокойный (отчего закрадываются еще большие подозрения). За полдень, но свет неправильный, без определенного источника; утоптанная парковая дорожка, справа - и самый парк, только где-то глубоко внизу, будто в бинокль не с той стороны. Светло-желтый глинистый склон. Какие-то непонятные пруды с прозрачнейшей водой - видно насквозь. Хотя и далеко - очень (сплошные нарушения перспективы, но это у меня дело обычное). А мы просто идем. И я ни о чем не думаю. Вообще. Потому что ничего нет и не будет.   И даже дорожки этой нету. Бакся - и тот на меня не смотрит, и не говорит ничего. А потом мы выходим к площади, покрытой ноздреватым, серо-желтым тающим снегом; следы ног, и каждый след наполнен водой, и я понимаю, что не хочется мне туда в босоножках, и, наверое, лучше обратно. И мы уходим...
А Баксе будет 8 лет в этом году. У него и волоски седые на лице. Я о нем не думаю. Совсем. Иначе мне придется -  мысленно - глядеть ему в глаза и придумывать оправдание - почему я не с ним. Вряд ли он расценивает настоящую причину как уважительную.